воскресенье, 12 февраля 2012
Сначала Шерлок старался говорить более или менее сдержанно. Какое-то время ему удавалось сохранять спокойствие, но чем дальше, тем более сбивчиво он говорил, и понять его было довольно трудно. Чтобы не мучить читателей, я выделю из слов Холмса самое важное и
читать дальше расскажу с некоторыми коррекциями.
Стоит так же предупредить, что поводов не верить у меня не было, но я чувствовал нечто дурное, как будто бы все звучало не очень убедительно.
У Шерлока Холмса появился преследователь. По словам Холмса, это был крайне опасный человек. Каждый раз он якобы находился поблизости, и мой друг не знал спасения. Я недоумевал, как может быть такое, чтобы Холмса заставил растеряться и почувствовать себя уязвленным какой-то преследователь, у которого уж точно было ума немного... Не было еще такого случая. Но еще больше меня поразил страх, почти что благоговейный, с которым Холмс все мне рассказывал. Как выяснилось, все полгода он провел в дешевом гостиничном номере, где даже "дышать было опасно для кошелька - за все брали плату". (Все-таки бедняки жадные до одури народ.) Время свое Холмс посветил тому, чтобы разыскать своего "поклонника", но безрезультатно (вот уж точно странно, ведь все что обычно делает Холмс обречено на успех). Стоит так же отметить, что Шерлок постоянно ходил в образе скрюченного старикашки, и, не смотря на то, что знал, что его маскировка идеальна, он постоянно сомневался в своей безопасности. Но что ему до себя? Он просил прощения за то, что втянул меня и теперь я тоже в любой момент могу быть убит. Мне стоило усилий убедить Шерлока в том, что мой долг находиться рядом с ним, тем более, когда ему грозит опасность, и чтобы он не смел сомневаться в моих словах. На мой вопрос, откуда он брал деньги на оплату съема, Холмс ответил просто: ему ничего не стоило читать людей, и в любом казино он мог за вечер выиграть достаточную сумму, но не слишком большую, конечно, - привлекать внимание ни в коем случае было нельзя. Холмс очень разнервничался, когда я спросил, что теперь он намеревается делать и есть ли у него уже план. "Вы хотите сразу слишком многого, оставьте меня в покое!". Я заставил выпить его успокоительное и поверить, что я его не тороплю.
Ничего больше я не узнал и еще раз повторю, сомневаться в его словах не было повода, но я подвергал сомнению все, что он мне говорил. Он толком не мог ничего объяснить, и этот его преследователь представлялся мне очень туманно. Чтобы узнать больше о том, как он жил один, пока скрывался, я решил отправиться на Глэдстоун-стрит, где была та самая гостиница, в которой он обитал.
По началу смотритель этого сырого гниющего здания, низкорослый и широкий человек с нездоровым румянцем на обвислых щеках, не хотел давать мне ключ от комнаты, где остановился Холмс (его он знал как мистера Грэнса), но мои слова по поводу того, что я имею связи в Скотланд-Ярде и могу все решить по-плохому (благо он оказался внушаемым и доверчивым), хозяин дома поднялся со мной на второй этаж и даже сам открыл дверь. Я попросил его не мешать мне, и когда он ушел, я приступил к осмотру.
Как я и ожидал, Холмс не был в состоянии поддерживать хоть какой-то порядок. Кругом царил жуткий бардак. На полу валялись раскрытые книги. Здесь были средневековая поэзия (я и предположить не мог, с чего она ему понадобилась - уж явно не из любви к стихам; Холмс терпеть не мог такие вещи), терминологические словари, словари толковые, путеводители, даже кулинарные книги. На ковре - большие чернильные пятна. Стены тоже были замызганы чернилами. Поверх груды листов с кляксами (все листы были испорчены) лежал заряженный пистолет, а на подоконнике стоял бокал с прозрачной жидкостью. Я принюхался - это оказался формалин. Но худшее, что я здесь увидел - ампулы, бесконечное количество использованных ампул, и ни одного намека на умственную работу. К книгам, я практически не сомневался, не прикасались. Потому что на некоторых листах были следы от подошв Холмса. Чем он тут, черт побери, занимался?!
Я допросил хозяина, который вдруг стал теперь очень разговорчивым, что он думает о своем постояльце. "Платил исправно. Но очень уж был неуклюж. Часто его соседи жаловались на шум. Нам казалось, что дня не проходит, чтобы он что-нибудь не разбил. Выходил очень редко, ел мало. К себе не пускал. Но однажды я все же зашел к нему и застал за странным занятием. Вы представляете, он брызгал чернилами и орал, что он обязательно все узнает, что не было еще такого, чтобы над ним посмели насмехаться. А когда мистер Грэнс увидел меня, то не стал злиться, а, наоборот, очень спокойно пообещал, что все оплатит, но только если не повторится очередное вторжение. Ну и спасибо на этом. Слава Богу, что не убил! Странный тип..."
Теперь дело еще больше выглядело так, как если бы Холмсом... господи, не может быть... овладело безумие.
Я со всех ног мчался к нему, обратно на Бейкер-стрит, но я не знал, что скажу Шерлоку, когда увижу. Не могу же я прямо с порога заявить ему о его душевном нездоровье!... Что если мое предположение окажется правдой? Что должен я буду делать? Я доктор, но совсем в иной сфере. Боже...
Овладевшее мною отчаяние заставляло мое сердце биться сильнее. Солнце, так неуместно выглянувшее из-за туч, показалось мне насмешкой и я со злостью подумал, как хорошо бы сейчас пошел дождь. Мне было жарко, плохо, душно... Я спешил, но к чему теперь уже было торопиться? Я с ужасом представлял, как Холмс сидит и мучает себя пустыми размышлениями, не понимая, что он сам выдумал себе неразрешимую задачу...
Первым делом мне бы хотелось дать ему пощечину за пристрастие к наркотикам, за пренебрежительное отношение к себе, за то, что сбежал (господи! он ведь и вправду мог и все еще может погубить себя!), за недоверие ко мне. Но в то же время мне хотелось обнять его (почти что нежно), чтобы спрятать ото всего за то лишь, что он - Шерлок Холмс.