Отплыв от берега на достаточное, по меркам Сэма, расстояние, Дин глушит мотор, тот, скрежетнув напоследок, замолкает. Сэм стоит у бортика, - тонкие пальцы гладят металлические прутья ограждения, словно привыкая, потом смыкаются уверенно. Его глаза затягивает плотной дымкой, как всегда в таких случаях, темно-серой, они становятся похожими на пыльные камни. Сэм не моргает и не двигается. Просто смотрит куда-то вперед.

Так же Сэм замирает на стоянках, возле мотелей и дешевых круглосуточных супермаркетов, роняя коричневые пакеты на асфальт. Место не имеет значения. Сэм с восторгом рассказывает, что умеет контролировать степень вовлеченности, но и на том спасибо. Картинок для кошмаров им и так хватит до конца жизни, Дин в этом уверен. Он старается как можно быстрее увести отключившегося от реальности Сэма в безлюдное безопасное место, чаще всего им оказывается салон Импалы, реже – ближайшая подворотня. Как-то раз Дин посадил его на дальнюю лавочку в парке и стоял рядом, загораживая солнечный свет. Сэм больше никуда не ходит один.
После этих своих гребаных астральных сеансов, Дин про себя называет их припадками, Сэм не чувствует какой-либо слабости, головной боли или отупения, как сам говорит, наоборот, ощущает странный прилив сил еще несколько часов. Сколько угодно можно гонять его за кофе с пирогами, а один раз он даже вызвался помыть машину, на что Дин ответил:
- А если ты зависнешь с ведром в руках и начнешь пускать слюни на детку?
- Это не случается так часто, ты ведь знаешь.
- Ну да, ну да. Добро от добра. Я помню.
Сэм смеется.
- А если и правда, то, Дин, есть способ: поцелуешь меня, и все пройдет.
- Так что мне, смотреть на тебя из окна и ждать момента?
Позже Дин думает, что, если не зацикливаться на деталях, только этим он всю жизнь и занимается.

Шторм начинается внезапно, игнорируя погодные сводки. Катер трещит переборками, словно мгновенно становится старым, расшатанным и неспособным вынести следующий волновой удар, - того и гляди развалится на части.
Сэм стоит не шелохнувшись, не замечая, как очередной перевалившийся через борт поток воды почти полностью накрывает его. Дин обматывает тяжелый трос вокруг талии Сэма, цепляет концы чуть дальше по палубе, за железные тупые крючья на манер треугольника и чертыхаясь, задыхаясь от холодных брызг и бьющих по лицу порывов ветра, пробирается обратно к штурвалу.

Они показывают ему каждый понемногу.
Карты, с пунктирным изображением путей следования, расплывчатыми кругами от стаканов, которые расплескала буря. Хлопающий на ветру грязный парус. Деревянные зарешеченные окна, в которые видно золотой солнечный диск. Он движется хаотично, словно подвешенный за тонкую нить. Сэм не знает, как они умирали, потому что почти никто из них не помнит этот момент.
Он совсем не чувствует в них злости, потому что не чужд им, - сейчас и здесь - нет. Странный гость, но они вьются вокруг него, почти ласково касаясь. Бестелесные, заинтересованные, бесконечно, до безумия уставшие. Он отбрасывает, отсекает от себя лишнее. Видит старый компас с откидной крышкой, а под ней клочок окровавленного шелка два на два сантиметра с прижатой, слипшейся прядью волос. Сэм почти чувствует старый запах плесени и гнили, сырого бетона, где-то на складе, загроможденном сорокафутовыми морскими контейнерами.
«Зачем же ты хранил его?» - хочет спросить он, только призрак уже исчезает, истаивая, как туман, проглоченный утренним теплом.

Сэм пытается разжать онемевшие пальцы, двинуться, но у него не выходит. С макушки стекает вода, спускается щекоткой вдоль шеи, холодит горячую кожу за воротом куртки. Звук тяжелых, разбивающихся о борт волн сачком вылавливает в реальность. Глаза болят так, что, кажется, еще раз моргнешь и они лопнут; он не обращает внимания, знает: скоро пройдет. Катер дрейфует возле берега, мерно, лениво раскачиваясь. Сэм смотрит вниз, делает шаг назад - его бедра нелепо дергаются.
- Дин, я что, привязан? - голос звучит неожиданно ясно и громко.
- Зашибись, Сэмми, ты все пропустил! Тут такое творилось, мало не покажется.
- Я знаю, что нам делать.
- Ну кто бы сомневался, медиум-переросток, - кряхтит Дин, разрезая вымокшие веревочные узлы, - Дай до суши добраться.

Однажды он и правда целует его, когда Сэм в очередной раз зависает в душе после охоты, потянувшись открыть кран. Его рука опускается на регулятор воды, да так и останавливается, замирает в середине движения. Каменные глаза смотрят в стену. И да, Дин намыливает его, а потом целует, но Сэм не реагирует. Тогда он разворачивает его спиной к себе, словно куклу, попутно удивляясь, как беспомощен Сэм сейчас, как легко сделать с ним что-то ужасное, непоправимое, отвратительное. Дин растягивает его недолго, почти сразу входит, чувствуя боль за двоих, царапает кожу на его спине, оставляя красные вспухающие полосы до самой ложбинки внизу, и начинает двигаться внутри, усмиряя сопротивление тугих мышц. Сэм прогибается, словно просит о большем, инстинктивно сжимается, выстанывая протяжно его имя. Дин тянет за мокрые волосы, разворачивая к себе лицом, и видит нормального цвета глаза с расширенными зрачками, раскрасневшиеся щеки и влажный открытый рот. Он больше не сдерживается, а Сэм подается назад, принимая, скользит ладонями по гладким кафельным плиткам стен. По его плечам стекает вода.